2.Понятие ценных бумаг в науке российского гражданского права

Вопрос этот далеко не прост и ответ на него дать нелегко. Ни для законодателя, ни для судебной практики положительно­го решения он не имеет. В свое время этот вопрос загнал в ту­пик российские судебные органы. На протяжении последних 15 лет XIX столетия гражданский кассационный департамент правительствующего Сената России несколько раз менял свое мнение о природе предъявительских ценных бумаг. То им ут­верждалось, что предъявительская бумага не может называться вещью, поскольку «бумаги на предъявителя существенно отли­чаются от других видов движимого имущества... более всего приближаясь к денежным знакам, и потому к ним не могут быть применены общие правила об имуществах движимых» (1875)¹, то им высказывалась точка зрения прямо противоположная (1892)^[24].

В конце XIX в. российский исследователь ценных бумаг

Н.О. Нерсесов сетовал на то, что «самый термин «ценные бу­маги» (\Verthpapiere, Іе$ маїеигь или Іев еВЫв) до сих пор не имеет точного определения ни на разговорном языке, ни в законодательстве». Первое его официальное употребление свя­зывается с общегерманским торговым уложением^[25].

Экономическая наука считает* ценную бумагу формой сущест­вования капитала, отличной от его товарной, производительной и денежной форм, которая может передаваться вместо него самого, обращаться на рынке как товар и приносить доход.

И сегодня дискуссия по поводу юридической природы цен­ных бумаг не прекращается. Более того, можно с уверенностью говорить о наличии серьезного кризиса в гражданско-правовой теории ценных бумаг, в результате которого, по существу, отри­цается официальная позиция, занятая законодателем по вопросу о юридической природе ценных бумаг. В качестве наиболее ха­рактерного примера приведем позицию В. П. Павлова, который утверждает, что сам по себе бумажный носитель ценной бумаги не обладает какими-либо потребительскими свойствами и не представляет какого-либо экономического интереса. Владелец ценной бумаги имеет некоторую совокупность прав в отношении определенных субъектов, в том числе право на участие в управле­нии акционерным обществом, право требования определенной денежной суммы либо доли имущества и т. п. Следовательно, Гражданский кодекс РФ как бы предлагает ввести в обиход поня­тие «право собственности на обязательство». «Подобный право­вой парадокс стал возможен только вследствие недостаточной теоретической проработки проблемы обязательств, закрепленных на бумажном носителе и объединенных под названием «ценные бумаги». Современное развитие средств фиксации обязательств на других носителях, которые принципиально не могут быть средством индивидуального пользования (например, электронная память базы данных банка), позволяет ставить вопрос об исклю­чении ценных бумаг из категории предметов права собственно­сти, тем более что и в прежнем виде на бумажном носителе цен­ные бумаги не отвечали критериям предмета права собственности из-за срочности связанных с ними прав и обязанностей и невоз­можности самостоятельного извлечения из них полезных свойств управомоченным лицом без привлечения должника»^[27].

Фактически не существует никакого удовлетворительного объяснения ни их юридической природы, ни перечня единых признаков, присущих ценным бумагам как родовому объекту гражданских прав.

Выделяются внешние признаки ценных бумаг, которые предлагается считать едиными квалифицирующими признаками всего института ценных бумаг. Прежде всего указывается на по­вышенную оборотоспособность прав (упрощенная передача прав), удостоверенных ценной бумагой^[28].

В отношении предъявительских и ордерных бумаг повышен­ная оборотоспособность не вызывает возражений, для именных же этот признак совсем не очевиден, поскольку передача прав по ним по скорости не отличается от общегражданской цессии. М.М. Агарков по этому поводу заметил, что «было бы ошибкой считать, что институт ценных бумаг в целом имеет целью дать обороту облегченные по сравнению с общими правилами граж­данского права способы передачи права; «только» исторически такое утверждение имеет основания»^[29].

За этими немногими сходными свойствами обнаруживается масса различий, разводящих ценные бумаги в разные стороны их гражданско-правового режима. Так, совершенно по-разному устанавливаются исключения из общих правил обязательствен­ного права, определяющие особенности реализации прав, за­ключенных в ценных бумагах. Предъявительские и ордерные бумаги устанавливают исключение из общих норм об уступке требования (ст. 382 ГК РФ), но именные им подчиняются (п. 2 ст. 146 ГК РФ); ордерные бумаги утверждают презумпцию соли­дарной ответственности прежних держателей бумаги (п. 1 ст. 147 ГК РФ), но этого не наблюдается в отношении иных ценных бумаг и т.

По И.Ш. Файзутдинову, ценные бумаги являются обобщен­ным понятием, средством юридической техники в различных об­ластях экономики. В действительности же существуют разные виды ценных бумаг^[30]. Думается это не совсем так, или даже со­всем не так. Вопрос о реальности либо идеальности общих по­нятий — древний вопрос философии. Его не стоит поднимать в данной статье, носящей сугубо прикладной характер. Замети.'! лишь, что отрицание реальности ценной бумаги имеет под со­бой не больше оснований, чем отрицание реальности недвижи­мой вещи или недвижимости. В связи с этим ценная бумага — столь же реальная юридическая категория, объект гражданских прав, как и вексель, чек, коносамент и т. д. Все зависит от юри­дической квалификации конкретного правоотношения. В одних случаях на первый план выступают общие свойства, в других — специфические характеристики.

Понимает это и сам автор, который чуть ниже признает, что «ценная бумага — обобщенное понятие, реально существующее в имущественном обороте в различных видах, предусмотренных законами или в установленном ими порядке отнесенных к числу ценных бумаг»^[31].

Ссылка на юридическую технику ситуации не проясняет. Возникает вопрос: «А какое именно средство юридической тех­ники представляют собой ценные бумаги?» Едва ли их можно считать конструкциями^[32] и уж тем более какими-либо иными специфическими элементами юридической техники. А раз так, то вероятнее всего, что ценные бумаги как архитектурный эле­мент гражданского законодательства относятся к группе юриди­ческих понятий и служат характеристикой определенного юри­дического явления, реального объекта гражданского права.

По Д. В. Мурзину, ценная бумага как бестелесная вещь — это обязательственное договорное право, регулируемое нормами вещно­го правд*. 'Другими словами, в этом объекте гражданских прав соединились и вещно-правовые, и обязательственно-правовые признаки. Хотя, конечно, это не дуалистическая теория, по­скольку ее отправным пунктом является единство ценной бума­ги как объекта гражданского права.

Доводы в пользу признания ценных бумаг бестелесными ве­щами и распространения на них режима права собственности могут быть сведены к следующему:

во-первых, закон относит все ценные бумаги (в том числе и бездокументарные) к вещам;

во-вторых, бездокументарные ценные бумаги, по существу, не могут быть признаны вещами в классическом смысле слова, но являются «приемом юридической техники», т. е. считаются таковыми по правовому режиму, а не sui generis;

в-третьих, не являются вещами в юридическом смысле и именные ценные бумаги, для которых бланк классической именной ценной бумаги служит только доказательством нали­чия прав, хотя и очень формализованным; на его место может быть поставлен любой другой документ, удостоверяющий пра­ва; для российских бездокументарных ценных бумаг эту роль играет выписка из реестра акционеров, не обладающая уни­кальностью бланка ценной бумаги, но также в достаточной степени формализованная;

в-четвертых, договор купли-продажи распространяется на отчуждение прав, а значит, и ценных бумаг, что равнозначно распространению на ценные бумаги правового режима вещей';

в-пятых, бестелесные вещи, как и любые другие нематери­альные объекты, могут быть приравнены только к вещам, опре­деленным родовыми признаками;

в-шестых, по мнению Д. В. Мурзина, только доктрина права собственности способна и поддержать, и оправдать существова­ние бездокументарных ценных бумаг в России^[33], поскольку су­ществует потребность в совершении с бездокументарными цен­ными бумагами сделок, сходных с договорами аренды, объектом которых являются только индивидуально определенные вещи^[34].

Главная уязвимость теории бестелесных вещей заключается в ревизии конструкции права собственности. Фактически из содержания права собственности его ампутируется право вла­дения. Д.В. Мурзин, правда, утверждает, что это отсечение од­ного из элементов триады носит во многом кажущийся харак­тер, поскольку, во-первых, касается формальных случаев прояв­ления права владения в отношении реальных вещей в нынеш­нем его истолковании; во-вторых, некоторые проявления пол­номочий владения, как они признаются современной доктри­ной гражданского права, допустимы и в отношении бездоку­ментарных ценных бумаг (например, зачисление на баланс) и, наконец, в-третьих, возможны различные варианты владения, в том числе и такие, как «владение правом» или «опосредован­ное владение вещами»^[35].

В то же время В.П. Павлов считает, что ценные бумаги пред­ставляют собой обязательства, закрепленные на бумажном носителе^[36]. Этот взгляд имеет давнее происхождение. Он пользо­вался особой популярностью во второй половине XIX в. Данная мысль принадлежит известному немецкому юристу Ф.К. Сави- ньи, предложившему считать ценную бумагу воплощенным в этом документе обязательством^[37]. Однако В.П. Павлов на этом основании фактически отрицает роль именных и некоторых ор­дерных ценных бумаг (например, с именными индоссаментами) в качестве объектов гражданского права. Простая передача (как материальных вещей) именных ценных бумаг и ордерных с именными индоссаментами в смысле приобретения прав не яв­ляется юридическим фактом. Подобные действия не порождают правовых последствий для «приобретателя» таких документов. Обладание документами не создает возможности воспользовать­ся правами, которые они «удостоверяют». С передачей ценной бумаги в том смысле, как она определена в ст. 142 ГК РФ, про­исходит переход прав только по предъявительским ценным бу­магам и ордерным бумагам с бланковым индоссаментом.

В качестве более общего вывода следует, что функции имен­ных и ордерных ценных бумаг в обращении не могут быть реа­лизованы через документы, именуемые в ст. 142 ГК РФ ценны­ми бумагами. Поэтому не следует рассматривать эти документы в качестве объектов гражданского оборота — вещей.

С позиций классических представлений о форме ценных бу­маг трудно объяснимой становится природа бездокументарных ценных бумаг, поскольку из их характеристики выпадает суще­ственное условие ценной бумаги — документарное выражение заключенного в ней права. Не случайно В.А. Белов, например, считает попытки приравнять такие объекты к ценным бумагам конструированием юридической фикции'.

Выходом из создавшегося положения служат конструкции документов, в которых как бы материализуются бездокументар­ные ценные бумаги. Сами эти документы ценными бумагами не являются, и передача прав по ним осуществляется совсем не так, как это принято для ценных бумаг, но они как бы стано­вятся «тенью ценной бумаги» в мире реальных вещей. К числу таковых относятся, например, «глобальные сертификаты». Они появились в законодательстве западных стран и по форме соот­ветствуют ценной бумаге, но выпускаются в единственном эк­земпляре. В графе, отражающей количество ценных бумаг, пра­во владения которыми удостоверяется сертификатом, указыва­ются все (выдел, авт.) ценные бумаги этого выпуска. Глобаль­ный сертификат всегда находится у хранителя (депозитария) и заменяет собой «массу документов, удостоверяющих права каж­дого эмитента». Формально ценная бумага продолжает сущест­вовать как документ (сертификат имеется), но передача прав по ней осуществляется не вручением этого документа, а поручени­ем депозитарию перевести ценные бумаги на нового владельца.

С точки зрения Д.В. Мурзина, главным в характеристике права собственности являются не способы его защиты, а само­стоятельность и независимость собственника в пользовании и распоряжении имуществом по своему усмотрению.

Безусловно, в каждой из вышеупомянутых характеристик ценных бумаг присутствуют вполне достоверные признаки, за­фиксированные в конкретных правовых нормах и имеющие практическое значение. В то же время невозможность сформу­лировать единое понятие ценных бумаг, либо (что одно и то же) конструировать его на предельно абстрактном уровне «бестелес­ных вещей», вынуждает начать говорить о том, что под единым понятием ценные бумаги фактически скрываются две различные формы вещно-правового представления обязательственных прав. В классическом виде это документы, представляющие особую разновидность вещей, для которых, собственно, и предназначе­на характеристика, закрепленная в п. 1 ст. 142 ГК РФ. Бездоку­ментарные ценные бумаги не имеют вещной формы и могут ха­рактеризоваться только как фикции, за которыми скрываются имущественные права, обычно фиксируемые ценными бумага­ми. Это «ценные бумаги» по содержанию, но не по форме пред­ставления, т. е. квазиценные бумаги.

1.3.