Введение

Студентов редко спрашивают (хотя могли бы и спросить), почему основные законы экономики сделали неизбежным развал Советского Союза (распределение ресурсов без системы ценооб­разования в долгосрочной перспективе оказалось неразрешимой задачей), какие экономические блага курящие дают некурящим (курящие раньше умирают, оставляя некурящим больше благ из фондов социального обеспечения и пенсионных фондов) или по­чему предоставление более щедрых пособий при рождении детей может пойти во вред женщинам (при найме на работу работода­тели могут дискриминировать молодых женщин).

Некоторые студенты будут терпеть эту дисциплину достаточно ДОЛГО для того, чтобы оценить «всю картину». Но огромное боль­шинство не будут этого делать. Действительно, большинство ум­ных, любознательных студентов колледжей, помучившись при изучении курса «Есоп 101» и успешно сдав его, прощаются с этим предметом навсегда. Экономику складывают в одну кучу с диффе­ренциальным исчислением и химией — трудными точными пред­

метами, которые требуют много заучивать на память и имеют самое малое отношение к тому, с чем придется столкнуться в даль­нейшей жизни. И разумеется, множество умных студентов избе­гают прежде всего курса экономики. Это позор, проявляющийся на двух уровнях.

Во-первых, многие люди пытливого ума упускают предмет, который бросает вызов, обладает энергетикой и имеет самое не­посредственное отношение почти ко всем аспектам человеческой жизни.

Во-вторых, большая группа наших самых выдающихся граж­дан экономически безграмотны. Средства массовой информации полны упоминаний о могущественном Алане Гринспене. Но мно­гие ли люди могут объяснить, чем именно он занимается? Даже нашим политическим лидерам (пусть не всем!) не помешала бы доза курса «Есоп 101». Когда в 1992 г. Росс Перо в ходе дебатов между кандидатами в президенты утверждал, что Североаме­риканское соглашение о свободной торговле вызывает эффект «гигантской воронки, которая с шумом будет всасывать» рабочие места и перемещать их из США в Мексику, он ошибался. Соб­ственно говоря, он совершал смехотворную ошибку. Его утверж­дение было экономическим эквивалентом предупреждения о том, что ВМФ США рискует заплыть за край света. Проблема со­стояла в том, что слова Перо вызвали смех лишь у немногих американцев (и уж, во всяком случае, смеялись не над представ­лениями Перо об экономической политике).

Как мог бы сказать сам Перо, экономические идеи, деклариро­ванные им в ходе его кампании, были «собакой, которая не умеет охотиться». Но это вовсе не означает, что те мировые лидеры, кото­рые добиваются избрания, вполне в ладах с основами экономики. Французское правительство взялось бороться с хронической безра­ботицей, выражавшейся двузначной цифрой, посредством полити­ки, которая совершенно не подходила для этого (так пирит не мо­жет заменить золото, хотя внешне похож на него).

Политика французского правительства основана на ложной посылке о том, что в экономике существует фиксированное коли­чество рабочих мест, которые поэтому необходимо нормировать. Но это полнейшая чепуха! За последнее десятилетие американ­ская экономика создала миллионы новых рабочих мест, причем без вмешательства правительства, пытающегося делить рабочие часы между трудоспособными гражданами.

Из этого примера вовсе не следует, что у Америки нет эконо­мических проблем, решением которых надо заниматься. Против­ники глобализации впервые вышли на улицы, круша окна и пере­ворачивая машины, в 1999 г. в Сиэтле, чем выразили свое нега­тивное отношение к Всемирной торговой организации. Были ли Демонстранты правы? Приведут ли глобализация и растущая ми­ровая торговля к разрушению окружающей среды, эксплуатации рабочих в развивающихся странах и появлению закусочных McDonald’s на каждом углу? Или же ведущий постоянной руб­рики в «New York Times» Томас Фридмен был ближе к истине, назвав демонстрантов-антиглобалистов «пассажирами Ноева ковче­га, среди которых и сторонники движения „Наш дом — Земля“, и протекционистски настроенные профсоюзы, и яппи[3], с нос­тальгией вспоминающие их трудные 1960-е»?1 Прочитав главу 11, вы сможете сами ответить на поставленные вопросы.

В этой книге я даю всего лишь одно обещание: не будет ника­ких графиков, схем и уравнений. В экономике эти инструменты имеют свое место. Действительно, математика может дать про­стой, даже элегантный способ представления о мире, сродни со­общению о том, что температура воздуха на улице 72 градуса по Фаренгейту[4], которое делают вместо того, чтобы долго объяс­нять, насколько теплая или холодная сегодня погода.

Далее, предположим, что есть два лучших соискателя: один — белый, другой — чернокожий. Верная своей политике, фирма дает работу чернокожему. Лоури (между прочим, афроамерика­нец) делает тонкое, но простое замечание: от антидискриминаци- онной политики пострадал только один белый; остальные восемь не получили бы этой работы в любом случае. И все же взбешен­ными уходят все девять белых соискателей, считающих, что стали жертвой дискриминации. Лоури необязательно является врагом антидискриминационных мер. Он всего лишь вносит ню­ансы в дискуссию, в которой обычно не бывает никаких нюансов. Антидискриминационные меры, таким образом, могут наносить вред межрасовым отношениям, которые они должны оздоровлять.

Или рассмотрим недавнюю кампанию за внесение в законода­тельство нормы, обязывающей страховые фирмы оплачивать ро­женицам не одни, а двое суток пребывания в больнице. Пре­зидент Клинтон счел этот вопрос настолько значительным, что в своем обращении к сенату в 1998 г., касающемся положения нации, поклялся положить конец «родильной гонке». Однако та­кой план сопряжен с определенными издержками. С медицин­ской точки зрения дополнительные сутки пребывания в больнице в большинстве случаев не являются необходимостью, а удоволь­ствие это дорогое. По этой-то причине молодые родители сами не платят за дополнительные сутки пребывания в родильном отделе­нии, но и страховые компании тоже не желают платить.

Является ли экономика только развернутой рекламой респуб­ликанской партии? Не совсем. Даже Милтон Фридмен, лауреат Нобелевской премии по экономике и самый красноречивый сто­ронник свободных рынков, согласится с тем, что функционирова­ние рынков, полностью избавленных от всех ограничений, может привести к весьма отрицательным результатам. Рассмотрим страсть американцев к автомобилям. В данном случае проблема состоит не в том, что нам нравятся машины, а в том, что мы не желаем взять на себя все издержки по их эксплуатации. Да, мы покупаем машину и потом платим за ее техническое обслуживание, страхо­вание и бензин. Но нам не надо платить за некоторые другие серьезные последствия нашего вождения — выбросы, которые производят наши машины; пробки, причиной которых мы явля­емся; износ общественных дорог; опасность, которую мы создаем для водителей машин меньших габаритов. Результат всего этого немного напоминает веселенькую ночь, проведенную в городе и оплаченную кредитной карточкой отца: мы делаем много тако­го, чего ни за что не сделали бы, если б за все пришлось платить сполна нам самим. Мы водим огромные автомобили, избегаем общественного транспорта, перебираемся жить в отдаленные при­городы, а в итоге накатываем большой километраж.

Отдельные люди не получают полный счет за такое поведе­ние, но его получает общество, которое и платит за наше безрас­судство, проявляющееся в виде загрязнения воздушной среды, глобального потепления и расползания городских территорий.

Тем временем экономисты внесли свой вклад в решение неко­торых социальных проблем, например проблемы дискриминации. Мировые симфонические оркестры исторически дискриминируют женщин, не так ли? Экономист из Гарварда Клаудиа Голдин и экономист из Принстона Сесилия Роуз предложили новый способ выяснить, так ли это на самом деле. В 1950-е годы американские оркестры начали проводить «слепые» прослушивания. Это озна­чало, что музыкант, претендующий на место в оркестре, должен был играть за ширмой. Удалось ли женщинам при этой «слепой» системе добиться большего, чем в тех случаях, когда судьи знали о том, что исполнители — женщины? Да, определенно удалось. Как только прослушивания стали анонимными, у женщин стало примерно на 50% больше шансов пройти первый тур, а вероят­ность окончательного успеха, т. е. приема в оркестр, для женщин возросла в несколько раз2.

Экономика дает нам эффективный и необязательно сложный на­бор инструментов анализа, который можно использовать для того, чтобы оглянуться и объяснить, почему события разворачивались именно так, а не иначе; оглянуться и осмыслить окружающий нас мир; и заглянуть в будущее для того, чтобы мы смогли предвос­хитить последствия крупных политических перемен. Экономика подобна силе тяготения: если вы пренебрежете ею, вас ждут неко­торые неприятные сюрпризы. Возьмем, например, кризис ссуд­но-сберегательных учреждений. В течение многих лет деятель­ность этих учреждений была предметом жесткого регулирования. Они были ограничены условиями (весьма консервативными), определявшими, насколько большой процент можно выплачивать вкладчикам, а также какого рода инвестиции можно делать за счет их средств. В то же время федеральное правительство стра­ховало средства вкладчиков. Промышленность давала прибыли, пусть и не слишком впечатляющие. Майкл Льюис в своей заме­чательной книге «Liar’s Poker» («Покер лжецов» [5]) назвал управ­ляющих ссудно-сберегательных учреждений членами клуба «3—6—3»: заимствуй деньги под 3%, ссужай их под 6% и еже­дневно приходи на поле для гольфа к трем пополудни».

В начале 1980-х годов промышленность частично дерегули­ровали. Ссудно-сберегательные учреждения получили право ис­пользовать для инвестирования новые — и гораздо более риско­ванные — области. Однако государственное страхование вкладов сохранилось. Частичное дерегулирование создало сценарий, кото­рый лучше всего описывается выражением «вершки — мне, ко­решки — правительству». Директоры ссудно-сберегательных уч­реждений смогли играть по-крупному на деньги своих вкладчи­ков. Если выигрыши были велики, директоры прикарманивали большую часть трофеев, поскольку были обязаны платить своим вкладчикам фиксированный процент. А если проигрывали, то могли объявить себя банкротами и предоставить расплату с вкладчи­ками федеральному правительству. Возможно ли, чтобы подоб­ная ситуация порождала ответственное поведение? Разумеется, нет. Ссудно-сберегательные учреждения втянулись в скверные опе­рации с недвижимостью, с «мусорными» облигациями, ценными бумагами, обеспеченными залогами недвижимости, и во множе­ство других рискованных операций, которые разорили многие из этих учреждений. В конце концов правительство ликвидировало 747 ссудно-сберегательных учреждений и выплатило их вкладчи­кам 155 млрд дол. Самым поразительным моментом во всем этом разгроме была его предсказуемость.

Эта книга познакомит читателей с некоторыми самыми автори­тетными экономическими теориями, упрощая слагающие их бло­ки или вообще минуя их. В каждой главе рассматриваются проб­лемы, которые могли бы стать темами отдельных книг. В самом деле, каждая глава содержит мини-сюжеты, разработка которых положила начало и способствовала продолжению целых академи­ческих карьер. Я обошел стороной или перескочил через большую часть технической структуры, составляющей хребет этой дисцип­лины. И вот она — суть: для того чтобы оценить гений Фрэнка Ллойда Райта[6], не надо знать, где ставить несущую стену. Эта книга не пособие по экономике для манекенов; эта книга для умных людей, которые никогда не изучали экономику (или име­ют самые смутные воспоминания об изучении этой науки). Когда сложные одеяния снимают, оказывается, что большинство вели­ких идей в экономике интуитивны. Это голая экономика.

Экономика не должна быть доступна только экспертам. Эконо­мические идеи слишком важны и слишком интересны. В действи­тельности голая экономика может быть даже занимательной.