Параграф четвертый. Образы права в мелодиях славянского народного творчеств
Следующий источник правового мира славян — памятники народного творчества и художественной литературы. В них, как отмечал замечательный советский ученый И.Т. Голяков, как в «зеркале жизни», отражены многие правовые явления[642].
Вместе с тем они формировали правосознание и в конечном счете оказывали мощное воздействие на развитие права в целом. Так дух времени и дух народа становились «духом права»1.Одной из основных мелодий легенд, сказаний и песен славянских народов был призыв к вольной жизни и свободе. В восприятии древних славян свобода была самым драгоценным даром. Так, в одной из сербских песен поется:
«Я не голоден и пить не жажду, Я по воле только стосковался, Как попал к тебе в полон в темницу, Невтерпеж сидеть в темнице стало»[643].
Во многом созвучны слова украинской песни «Маруся Богу- славка»:
«Ой, вызволи, Боже, нас всех, бедных невольников,
Из тяжкой неволи,
Из веры басурманской
На ясные зори,
На тихие воды,
В край веселый,
В мир крещеный.
Выслушай, Боже, в просьбах наших, В молитвах несчастных»3.
Такие же слова звучали во многих песнях западных славян — поляков и чехов, словаков и моравов. Не случайно в одной из польских песен сказано: «Вольность измеряется количеством крестов», — иными словами, количеством тех, кто погиб, защищая ее[644].
Вместе с тем древнеславянские песни нередко предупреждали об опасности, таившейся в безудержном стремлении к свободе. Об этом поется в новгородских былинах «О Василии Буслаевиче», который принес много бед со своими «веселыми удалыми добрыми молодцами»5.
Вольница были причиной многих междоусобных войн, которые обескровили славянские земли, о чем повествуют все славянские летописи. Вместе с тем все они призывали защищать свободу от иноземных врагов. Так, в одной из древнерусских былин есть такие строки:
«Вы седлайте-тко добрых коней И садитесь-тко на добрых коней, Поезжайте-тко в чисто поле под Киев-град, И постойте вы за веру за отечество, И постойте вы за славный стольный Киев-град, И постойте вы за церквы-ты за Божии, Вы поберегите-тко князя Владымира»[645].
Такой же мотив звучал в песнях южных славян. При этом отметим, что они, как правило, не разделяли былинных героев между народами и государствами. Все они были славянами. Так, Марко Королевич стал героем песен сербов и болгар, боснийцев и хорватов, македонцев и черногорцев.
Столь же мощно в славянском народном творчестве звучала вторая мелодия — равенства. Многие русские, польские, чешские народные сказания рассказывали о том, что цари, короли и князья происходили из крестьян, ремесленников либо иных простых людей. Так, согласно легендам, сохраненным в «Повести временных лет», первый князь Киева был перевозчиком на Днепре[646].
Во многом сходные предания сохранились в летописях других славянских народов. В частности, в «Чешской хронике» Козьмы Пражского утверждается, что первый король Чехии Пржемысл был крестьянином («пахарем») и что, вступая на престол, он пожелал взять с собой «свои лапти, сплетенные из лыка, и велел сохранить их на будущее» и что они «хранятся в Вышеграде в королевских палатах доныне».
В «Великой польской хронике» отмечено, что один из первых польских князей Лешек Первый был «искуснейшим в золототканом деле мастером». Простолюдином был и его преемник Лешек Второй. Как повествует летопись, вступая на престол в царских одеяниях, «он положил одежды своей бедности по правую сторону трона, показывая этим добродетель своего положения и своей покорности, желая также показать потомкам, что короля более красивым и видным делает скорее смирение, чем пурпурные одежды»[647]. К простому сословию — землепашцев — относился и Пяст, основатель новой княжеской династии в Польше[648].
Герои всех древних сказаний славян признавали власть правителей. Но только до той поры, пока не появлялась угроза предательства, произвола либо нарушения исконного порядка и вольностей.
Здесь проявлялась третья основная мелодия народных сказок, песен и былин — борьба добра со злом.
В русской «Голубиной книге» эта вековечная борьба представлена так:
«Это не два зверя собиралися,
Не два лютые собегалися,
Это Кривда с Правдой соходилися,
Промежду собой бились-дрались,
Кривда Правду одолеть хочет,
Правда Кривду переспорила.
Правда пошла на небеса
К самому Христу, Царю Небесному;
А Кривда пошла у нас вся по всей земле,
По всей земле по свет-русской,
По всему народу христианскому.
От Кривды земля восколебалася,
От того народ весь возмущается;
От Кривды стал народ неправильный,
Неправильный стал, злопамятный:
Они друг друга обмануть хотят,
Друг друга поесть хотят.
Кто не будет Кривдой жить,
Тот причаянный ко Господу,
Та душа и наследует
Себе Царство Небесное»[649].
В приведенных строках «Голубиной книги» отчетливо слышна еще одна мелодия славянских песен и былин — призыв к праведной жизни. Те, кто следовал ему, могли воссиять как «солнце праведное»[650] и в этом уподобиться Христу[651].
Борьба со злом, конечно, требовала жертв. И народные песни славили тех, кто, невзирая на опасности, жертвовал собой. Так, в одной из них Марко Королевич, отправляясь на бой с турецким наместником, говорит:
«Косово, ой, ровное ты поле! До чего мы дожили с тобою! Уж теперь не князь наш благородный, Злой Арап тобою управляет! Не снесу я этого позора, Не стерплю великой той печали, Чтоб чинил Арап свои обиды, Целовал и девушек, и женщин. Я отмщу за вас сегодня, братья, Отмщу за вас или погибну!»[652]
Следующая мелодия древнеславянских песен, легенд и преданий — призыв к созиданию. В представлении древних славян созидательный труд был столь же священен, как и ратный подвиг. Многие былинные герои, совершив «святое дело» освобождения родной земли[653], возвращались к прежнему крестьянскому (Иван Крестьянский сын), ремесленному (Никита Кожемяка) либо купеческому труду (Садко).
Летописи постоянно воспевали созидательный труд славянских князей. Так, «Повесть временных лет» рассказывала о том, как киевский князь Ярослав, «утерев пот» после ратных дел, перешел к созиданию. В его правление строились города, церкви, основывались новые монастыри[654]. Распространялось книжное знание. Сам Ярослав знал пять языков и любил книги, «читая их часто и ночью, и днем».
Поэтому повелел он собрать «писцов многих, и переводили они с греческого на славянский язык. И написали они книг множество.» Летописец Нестор писал: «Велика ведь бывает польза от учения книжного; книгами наставляемы и поучаемы на путь покаяния, ибо от слов книжных обретаем мудрость и воздержание. Это ведь — реки, напояющие Вселенную, это источники мудрости; в книгах ведь неизмеримая глубина; ими мы в печали утешаемся; они — узда воздержания. Тот, кто читает пророческие беседы, и евангельские и апостольские поучения, и жития святых отцов, обретает душе великую пользу»[655].В Хорватской земле король Будимир, приняв крещение, повелел гонимым христианам «возвратиться в свои места, восстановить и исправить города, разрушенные и сожженные язычниками», вернуть земле ее прежний вид, «дать людям настоящие законы», как сказано в Хорватской летописи XII в.
Еще одна ведущая мелодия славянских сказаний — воспевание справедливости, обращенное не только к князьям, иным правителям и судьям, но и к простым людям. Они должны были искать правду и защищать ее. Этому учили сказки и былины, древние летописи и жития святых.
По особенному звучали сказания о судах. В одних воспевались судьи, которые «праведен суд судити»[656]. В других, напротив, высмеивались, как в сказках о «Шемякином суде», продажные, вероломные либо неразумные судьи3. В третьих звучал стон обиженных и обездоленных неправедным судом:
«Што неправедные судьи расселяются. Никуды от их, злодиев, не укроешься, Во темных лесах найдут оны дремучих, Все доищутся в горах оны высоких, Доберутся ведь, во матушке — сырой земле, Во конец оны крестьян всех разоряют»4.
Призывая к справедливости, древние летописи предупреждали о той опасности, которая грозит той стране, в которой о ней забыли. Обращаясь к этой теме, летописец Нестор писал: «Если же какая-нибудь страна станет угодной Богу, то ставит ей Бог цесаря или князя праведного, любящего справедливость и закон, и дарует властителя и судью, судящего суд.
Ибо если князья справедливы в стране, то много согрешений прощается стране той; если же злы и лживы, то еще большее зло насылает Бог на страну ту, потому что князь — глава земли»[657].Впрочем, в бедах, которые часто случались в славянских землях, были виновны все — и правители, и простолюдины. Так, описывая нашествие половцев в 1093 г., летописец Нестор со скорбью отмечал, что это Божий бич, необходимый для того, чтобы люди, опомнившись, воздержались от злого пути своего2.
«Повесть временных лет» содержит страшные картины разорения Руси. Так, в том же году после взятия Торчевска «половцы запалили город огнем, и людей поделили, и много христианского народа повели в вежи к семьям своим и сродникам своим; страждущие, печальные, измученные стужей, скованные, в голоде, жажде и беде, с осунувшимися лицами, почерневшими телами, в неведомой стране, с языком воспаленным, раздетые бродя и босые, с ногами, исколотыми тернием, со слезами отвечали они друг другу, говоря: «Я был из этого города», а другой: «А я из того села»; так вопрошали они друг друга со слезами, род свой называя и вздыхая, взоры возводя на небо к Вышнему, ведающему сокровенное»3.
По утверждению Нестора, так Бог казнит тот народ, который впал во грехи.
Следующая мелодия древнеславянских сказаний — сострадание. По описанию Нестора, святитель Руси князь Владимир с особым вниманием воспринял заветы Христа и повелел «всякому нищему и бедному приходить на княжий двор и брать все, что надобно, питье и пищу и из казны деньги». А для больных и немощных он повелел снарядить телеги и положить на них хлебы, мясо, рыбу, различные плоды, мед в одних бочках, а в других — квас, и развозить по городу и раздавать все необходимое[658].
Эту традицию продолжили многие русские князья, о чем свидетельствует «Поучение» князя Владимира Мономаха. «Всего же более, — призывал он, — убогих не забывайте, но, насколько можете, по силам кормите, и подавайте сироте, и вдовицу оправдывайте сами, а не давайте сильным губить человека.
Ни правого, ни виновного не убивайте и не повелевайте убить его; если и будет повинен смерти, то не губите никакой христианской души.»[659]Тому же учил Даниил Заточник, убеждая: «Щедрый князь — как река, текущая без берегов через дубравы, поит не только людей, но и зверей; а скупой князь — как река в берегах, а берега каменные: нельзя ни самому напиться, ни коня напоить. Да не будет сжата рука твоя, княже мой, господине, на подаяние бедным: ибо ни чашею моря не вычерпать, ни нашими просьбами твоего дому не истощить»[660].
Такие же мотивы повторяются во многих других славянских рукописях. Так, «Востоковская легенда» рассказывает, как чешский князь святой Вацлав (Вячеслав — в русской традиции) «всем убогим делал доброе, бедных кормил и одевал по евангельскому учению, больных рабов питал, вдов не давал обидеть, всех людей убогих и богатых миловал.»3.
Примечательно в этом отношении описание жизни сербского короля Милутина. «Из всех городов и краев и многих сел и соседних земель, — писал автор его жития, — шли нищие и странные и немощные, хромые и слепые и прокаженные, дабы принять щедрую милостыню из его рук; никогда не расходились эти убогие из его дома, никогда не оскудевала кроткая и добрая его щедрость...» А когда приходила ночь, король «снимал с себя царское платье, что носил днем, и облачался в худую и старую одежду, прикрывал лицо свое, дабы никто его не узнал, и брал с собой двоих-троих верных слуг, которым приказал молчать об увиденном, брал с собой множество золота и другого потребного для дачи убогим, дабы наполнить их утробы сполна. Как истинный кормилец кормил голодных, как нелицемерный даритель милостыни любил нищих и убогих. Тайно выйдя со двора своего и придя в обиталища их, где они спали, давал золото, еду и одежду в их руки. А те удивлялись и не знали, откуда им это дается, не знали, что это — добрый их кормилец, который днем творил милостыни, а ночью пребывал среди них и как слуга стоял пред ними, ревнуя Христу»[661].
И наконец, еще одна основная мелодия — вера в Христа, которая пронизывала многие славянские летописи, песни, сказания и жития святых.
«Повесть временных лет» рассказывает, что с принятием христианства Божия роса пала на многие страны, в том числе на Русскую землю2. Одной из первых христианство приняла княгиня Ольга. Она, как писал летописец Нестор, была «предвозвестницей христианской земле, как денница перед солнцем, как заря перед рассветом». В ней он видел «русское познание Бога, начало нашего с ним примирения», святую, которая и после своей смерти молится Богу за Русь[662].
Через тридцать три года христианство принял ее внук Владимир. А вместе с ним и вся Русская земля — «сад» новых людей, сердце которых было обращено к познанию Бога истинного[663].
Такие же мотивы звучали в сказаниях южных, восточных и западных славян.
Христианская вера вела к новой жизни. Убеждая в этом, Хорватская летопись XII в. рассказывала о преобразованиях короля Звонимира. «Этот почтенный король, сын доброго отца, — писал летописец, — стал весьма почитать и любить церкви, помогать добрым и истреблять злых. И всеми добрыми он был любим, а злыми ненавидим, потому что терпеть не мог зла. При добром короле Звонимире веселилась вся земля, потому что полна и украшена была всяким добром, а города изобиловали серебром и золотом. Бедный не боялся, что богатый съест его, ни слабый, что у него отнимет сильный, ни слуга, что господин поступит с ним несправедливо. Потому что король всех защищал, сам не дозволял того... Земля полна была всякого блага».
О плодотворном влиянии христианства рассказывала и «Чешская хроника». Так, повествуя о правлении князя Болеслава II, летописец отмечал, что он «был чрезвычайно предан христианству», выступал ревностным «поборником католической веры, отцом сирот, защитником вдов, утешителем страждущих, духовных и странников благочестивым покровителем, славным основателем божьих церквей»[664].
Такие строки находили отклик во многих сердцах, потому что они, как сказано в «Слове о Законе и Благодати», были обращены:
«Не к несведущим.
Но к призобильно насытившимся сладостью книжной,
Не к врагам Божиим, иноверным,
Но к настоящим сынам Его,
И не к сторонним, а к наследникам Небесного Царства»[665].
Сказанное объясняет, почему мелодии народного творчества так часто находили отражение в памятниках славянского права.
Так, в «Изложении чешского земского права» пана Андрея из Дубы утверждалось, что земское право «в своем установлении было и должно быть свободным», что каждый человек «начиная от короля и до ткача» не может противостоять велениям либо избежать действия этого права, что прежде право было свободным, потому что «его защищала свободная рука», но что теперь оно стало зависимым, о чем скорбят и люди, и Бог[666].
Многие летописи требовали, чтобы благо правосудия было предоставлено всем — и богатым, и бедным, достойным и недостойным. Так, «Великая польская хроника» сохранила предание о том, как сподвижники князя Болеслава Кривоустого хотели устроить расправу над князем Збигневом, предавшим Польшу. Но их остановил воевода Болеслава словами: «Недостойно и противоречит праву, чтобы наказание предшествовало суждению. И мы не можем и не должны выносить никакого приговора, пока он не признает свою вину на суде или не будет изобличен свидетельством людей, заслуживающих доверия»[667].
Народные представления о том, каким должно быть право, отражены во многих челобитных, прошениях и петициях, которые подавались правителям. Нередко они содержали целостные, хорошо продуманные программы правовых преобразований. Так, в «Большой челобитной» Ивана Пересветова царю Ивану Грозному 1540-х гг. указывалось:
«Бог помогает, тем, кто трудится и Бога призывает в помощь, тем, кто любит правду и судит праведным судом.
0 первом турецком царе султане Магомете. хоть неправославный царь, а устроил то, что угодно Богу: в царстве своем ввел великую мудрость и справедливость, по всему царству своему разослал верных себе судей, обеспечив их из казны жалованьем, на какое можно прожить в течение года. Суд же он устроил гласный, чтобы судить по всему царству без пошлины, а судебные расходы велел собирать в казну на свое имя, чтобы судьи не соблазнялись, не впадали в грех и Бога не гневили. А если наградит он какого вельможу за верную службу городом или областью, то пошлет к своим судьям и велит выплатить тому по доходной росписи единовременно из казны...
И вот он великую справедливость установил в своем царстве и снабдил уставом купеческий торг, так что только на слово можно и купить, и продать хоть на тысячу рублей...
В каком царстве правда, там и Бог пребывает, и не поднимется Божий гнев на это царство»[668].
Столетие спустя (в 1650 г.) московскому царю была подана челобитная о назначении судей из всех сословий, чтобы они судили «по старине и по правде» и могли оберегать Русскую землю от насилия «сильных людей»[669].
Конечно, подобные челобитные редко достигали цели. Вместе с тем они были продуктом той закваски подлинного права, которая бродила в общественном сознании славян и во многом определяла развитие обычаев, законодательства и практики его применения.