<<

Глава 15 Существует ли личность преступника?

Личность преступника, как и преступность, ее причины и меры предупреждения, большинство криминологов считают элементом предмета криминологии. Соответственно, для отображения этой части своего предмета криминология вырабатывает целую систему понятий.
Центральным среди них является общее понятие «лич­ность преступника». Но именно это понятие является объектом давней дискуссии в криминологии.

Как известно, по этой проблеме определились две основные точки зрения. Сторонники первой из них считают, что нет никакой практической ценности, а может быть, и теоретической возможно­сти в определении общего понятия «личность преступника». Все лица, совершившие преступление, имеют только одно общее свойст­во, притом юридического порядка: каждый из них нарушил закон. Поэтому не следует «умножать сущности сверх необходимости», для криминологии достаточно традиционного и очень точного по сво­ему содержанию понятия «субъект преступления» (И.И. Карпец). Использование понятия «личность преступника» в причинном объ­яснении ведет к «психологизации» генезиса преступного поведения (Ю.Д. Блувштейн). Стремление отыскать источник изменения объ­ектов в свойствах самих объектов свидетельствует о донаучном уровне исследования (А.М. Яковлев).

Представители второй позиции говорят о недостаточности по­нятия «субъект преступления» для целей криминологическою анали­за, акцентируют внимание на необходимости исследования и объяс­нения причин, механизма и содержания преступного поведения по­средством изучения уголовно-правовых, социально-демографических, психологических и других особенностей лиц, совершивших преступ­ление (А.Б. Сахаров, Н.С. Лейкина, Ю.М. Антонян).

Представляется, что аргументы каждой из сторон во многом за­служивают внимания, и можно найти какие-то точки их соприкос­новения. В то же время некоторые приводимые аргументы выглядят весьма спорными. Так, А.М.

Яковлев свое отрицательное отноше­ние к изучению личности преступника обосновывает методологиче­скими соображениями, считая, что исследование личностных осо­бенностей для объяснения генезиса поведения практически не нуж­но и теоретически неверно: «Наклонности, побуждения не относят­ся к объективным, познаваемым категориям, это не факты объек­тивного мира — мира реальных явлений, предметов, вещей и т.д.»[81].

Именно то, что является внешним по отношению к организму и воздействует на него извне, пишет он, и есть та наблюдаемая реаль­ность, изучив которую мы сможем объяснить причины поведения. Только объективные данные вне человека могут объяснить, предска­зать и отрегулировать его поведение. Первым звеном механизма пове­дения является воздействие внешней среды, вторым — внутренние со­стояния, вызванные этими воздействиями, третьим — сам акт пове­дения. Для научного объяснения, по мнению А.М. Яковлева, надо сопоставлять только первое и третье звенья, т.е. воздействие среды и реакцию человека на это воздействие. Только тогда, считает он, имеет­ся детерминистическое объяснение, без привлечения «загадочных бес­телесных агентов» — наклонностей, побуждений, взглядов и т.д.[82]

С этими выводами А.М. Яковлева вряд ли можно согласиться. Логика его рассуждений полностью укладывается в известную схему «стимул — реакция». Но бихевиористская (вульгарно-материалистическая по суще­ству) трактовка сознания полностью лишает его творческого, продуктив­ного характера. И единственным началом, полностью определяющим активность организма, формирующим и направляющим его поведение, признается только влияние среды, воздействие извне.

Такое понимание личности, ее сознания не соответствует обще­принятым положениям психологической науки. «Все в психологии формирующейся личности так или иначе обусловлено внешне, но ничто в ее развитии не выводило непосредственно из внешних воз­действий. Внутренние условия, формируясь под воздействием внеш­них, не являются, однако, их непосредственной механической про­екцией»[83].

Правда, А.М. Яковлев говорит о том, что индивид — не пассив­ный объект влияний, а активный элемент взаимодействия в системе «личность—среда»[84]. Но в чем же проявляется эта активность? А.М. Яковлев весь процесс социализации сводит к научению, ус­воению индивидуумом стандартных норм поведения, закрепляю­щихся под действием позитивных и негативных стимулов[85]. Само­контроль личности трактуется им как избегание негативных послед­ствий на основе имеющегося прошлого опыта. Даже совесть интер­претируется как нечто чисто внешнее для личности, как угроза по­рицания со стороны общества, как результат процесса социальной тренировки, а стыд — как показатель степени переживания угрозы потери близкой социальной общности[86]. Таким образом, совесть и стыд, по логике автора, есть чисто конформные реакции. Как ви­дим, эти положения недвусмысленно подвергают сомнению актив­ную роль личности в генезисе ее поведения.

Изучение поведения по такой схеме, изучение только первого (стимулы) и третьего (реакция) звеньев, принципиально оставляю­щее в стороне второе звено (личность), не может объяснить, почему в одной ситуации разные люди ведут себя по-разному. Это вынуж­ден признать и сам А.М. Яковлев, когда анализирует процесс фор­мирования самосознания личности. «Социально значимые акты по­ведения, их содержание и направленность зависят не только от объ­ективных черт реальной ситуации, но и от ее субъективной оценки этим лицом, т.е. от значения, которое данная ситуация имеет для него, и от истолкования им этой ситуации»[87].

Остается неразрешенным вопрос: почему люди одну и ту же ситуа­цию воспринимают и истолковывают по-разному? Ведь в самих воздей­ствиях среды не заложены возможности таких различий. Вот почему объяснить, а тем более предсказать поведение человека нельзя, не изучив его внутренних особенностей, которые и обусловливают разное воспри­ятие. Говоря о внутренних особенностях, мы имеем в виду не только и не столько биологические особенности, сколько именно «бестелесных агентов» — установки, ценностные ориентации, идеалы и т.д.

Возможно, А.М. Яковлев, отрицая значимость «бестелесных аген­тов» для объяснения поведения, хотел показать ненаучный характер интроспективной психологии, выводящей все явления и процессы сознания из него самого. Но отечественная психология давно исхо­дит из принципа интериоризации — экстериоризации деятельности: психика, формируясь в деятельности, в ней же и проявляется.

Именно этот принцип не учитывает Ю.Д. Блувштейн, когда критикует попытки определить универсальное понятие «личность преступника». «При таком определении образуется своего рода по­рочный круг: с одной стороны постулируется, что всем преступни­кам свойственны какие-то личностные особенности, выступающие вместе с иными (внешними по отношению к личности) факторами в качестве причин противоправного поведения, а с другой — нали­чие этих личностных особенностей выводится из противоправного поведения таких лиц»[88]. Если учесть диалектику взаимосвязи созна­ния и деятельности, то порочного круга не будет. Свойство прояв­ляется только в отношении, человеческие качества — только в дея­тельности, и только оно служит надежным свидетельством наличия тех или иных качеств личности.

Характер аргументации Ю.Д. Блувштейна показывает, что, по его мнению, сторонники концепции личности преступника близки к философии наивного реализма, считающего, что свойства прису­щи объектам безотносительно к взаимодействию, что объект харак­теризуется полной определенностью свойств. Криминологическая интерпретация этого положения действительно открывает путь к теориям «опасного состояния», «преступной личности» и т.д. Вклю­чение в понятие «личность преступника» каких-либо особых, при­сущих только преступникам свойств, причем присущих им актуаль­но до поведенческого акта и характеризующих их вне этого акта, фак­тически ведет к морально-психологической форме ломброзианства.

Отрицая наивно-реалистические представления, не следует впадать в другую крайность и полагать, что сами объекты не обладают некото­рыми устойчивыми основаниями свойств.

Без таких оснований вещи исчезли бы, растворились в отношениях. Свойство проявляется в от­ношении, но не создается этим отношением. Для материальных объек­тов микромира, например, таким основанием будут состав и структура вещи[89]. Именно структура обусловливает возможность проявления свой­ства в определенной ситуации. Но только свойство является дис- позиционным по своему характеру, и как бессмысленно говорить, на­пример, о растворимости сахара безотносительно к роду жидкости, так же бессмысленно говорить о каких-то криминогенных качествах без­относительно к виду поведения и ситуации.

Определение универсального понятия «личность преступника» сталкивается с существенными трудностями, на что обращают вни­мание его критики. В определении часто отсутствует признак ус­тойчивости[90], поскольку обычно подчеркивается, что личность пре­ступника, строго говоря, в наиболее полном виде существует в мо­мент совершения преступления[91]. Действительно, трудно представить, чтобы личность в один момент коренным образом трансформирова­лась, притом что личность — явление динамичное.

Некоторые криминологи, например, Ю.М. Антонян, считают, что если включить в содержание понятия «личность преступника» признак устойчивости преступной деятельности, то, следовательно, не всех лиц, совершающих преступление, можно отнести к объему этого понятия. Он обосновывает право на существование общего понятия следующим аргументом: «Понятие личности преступника не должно выступать в качестве ярлыка для обозначения наиболее злостных, опасных правонарушителей. Это собирательное понятие, по своей роли и функции в научном криминологическом исследо­вании такое же, как личность студента, служащего и т.д. в соответ­ствующих отраслях знания»[92].

Этот аргумент Ю.М. Антоняна вряд ли можно признать достаточ­но обоснованным. Что дает, например, для конкретного исследования такое собирательное понятие? Его содержание чрезвычайно бедно. В объем понятия «личность студента» входят все лица, обучающиеся в высших и средних образовательных учреждениях, в объем понятия «личность преступника» — все лица, совершившие преступление.

Ко­нечно, факт совершения преступления существенно характеризует лич­ность, но не разграничивает, как отмечал И.И. Карпец, это понятие с понятием «субъект преступления»[93]. Для обоснования возможности су­ществования общего понятия «личность преступника» надо найти ка­кое-то другое свойство, присущее всем преступникам.

Развивая свою позицию, Ю.Д. Блувштейн приходит к выводу о том, что определение понятия «личность преступника» на основе неспецифических признаков не имеет смысла, поскольку личность для криминолога интересна не сама по себе, а лишь в той мере, в какой ее свойства обусловливают совершение преступления. Ведь все признаки, входящие в содержание «личность преступника» (кроме виновности) — пол, возраст, интеллектуальные и волевые способности, социально-психологические особенности и т.д., свой­ственны любой личности[94].

Представляется, что с Ю.Д. Блувшттейном можно согласиться, если истолковать его высказывание в том смысле, что особенности статистического распределения этих признаков у преступников нельзя непосредственно включать в структуру причинного объясне­ния индивидуального преступного поведения. Основываясь на ста­тистическом распределении таких признаков у преступников, мож­но подобрать контрольную группу законопослушных граждан с идентичным набором признаков.

Вместе с тем отрицать научную криминологическую значимость такого рода распределений и вообще такого подхода к исследованию, видимо, нет оснований. Да, мы не должны ограничиваться конста­тацией того, что у преступников более низкий образовательный уро­вень, что среди них более высок процент лиц, занимающихся не­квалифицированным трудом, что среди насильственных преступни­ков преобладают лица молодого возраста и т.д. Конечно, сами по себе образование, квалификация труда, возраст не являются детерми­нантами преступности. Статистика «схватывает» только явления и на своем уровне разделить их на существенные и случайные не может. Но сущность познается через явление, только проявившая себя сущ­ность доступна научному анализу. И лишь выявив относительно вы­сокую частоту проявления определенных признаков у преступников, мы можем перейти к следующему этапу — анализу социальных фак­торов, которые проявляются в данном признаке.

Но хотя такой способ исследования вполне оправдан, особенно на этапе накопления и систематизации эмпирического материала, он не решает сути вопроса. Он не позволяет показать, что личность преступника «отличается от личности других людей содержанием взглядов и ориентаций, уровнем и кругом потребностей, своей на­правленностью»[95], что она закономерно возникает, существует опреде­ленное время и может трансформироваться.

Вопрос об интервале существования личности преступника весьма непрост. Если признать, что изучение личности преступника надо строить на твердой правовой основе, т.е. надо изучать личность того, кто по закону признается субъектом преступления, то критику противников этой концепции можно даже усилить, поставив во­прос: когда возникает «личность преступника» — в момент вынесе­ния (или вступления в законную силу) приговора или же в момент фактического совершения преступного деяния? Любой ответ на этот вопрос ведет к противоречию. Если в момент вынесения при­говора, то, во-первых, личность преступника совпадает с личностью осужденного, во-вторых, существует интервал, во время которого ли­цо, совершившее преступление, не является личностью преступ­ника, что, видимо, противоречит самому этому понятию. Если же в момент совершения деяния, то мы должны считать лично­стью преступника того, кто не является субъектом преступления, поскольку виновность в совершении преступления устанавлива­ется только судом.

Видимо, не случайно в вопросе о временных рамках существо­вания личности преступника нет единодушия. Одни авторы счита­ют, что эти рамки ограничены моментом совершения преступления и моментом констатации исправления[96]. Другие полагают, что лич­ность преступника существует с момента совершения преступления, удостоверенного судом, и до отбытия наказания, поскольку не осу­жденный не может рассматриваться как личность преступника[97]. Но если время существования определять чисто формально, по отбытии наказания, то трудно противостоять критике оппонентов: вряд ли они согласятся с тем, что сам факт освобождения от наказания мгновенно трансформирует личность, радикально изменяет содержа­ние ее взглядов и ориентаций, уровень и круг потребностей, на­правленность.

При определении общего понятия личности преступника следует избегать двоякого рода крайностей. С одной стороны, включение в это понятие каких-то особых, присущих только преступникам лич­ностных свойств, причем присущих до поведенческого акта и ха­рактеризующих их вне его, фактически ведет к морально- психологической форме ломброзианства. С другой — оставив в нем один признак — виновность в преступлении, мы четко фиксируем объем понятия, но чрезвычайно обедняем его содержание. Конеч­но, факт совершения преступления существенно характеризует лич­ность, но не разграничивает это понятие с понятием субъекта пре­ступления. Именно об этом говорят критики, сомневаясь в его практической ценности.

Таким образом, трудности определения общего понятия лично­сти преступника вполне очевидны. Но это не свидетельствует о его практической бесполезности или невозможности определения его содержания в какой-либо иной форме.

В некоторых случаях спор о личности преступника вызван тем, что разные авторы вкладывают различный смысл в одно и то же понятие: одни к личности преступника относят только лиц со стой­кой антиобщественной ориентацией и исходя из этого понимания подвергают критике своих оппонентов, которые ведут полемику с ними, основываясь на другой, более широкой трактовке понятия «личность преступника».

Целесообразно различать понятие «личность преступника» в уз­ком (сильном) и широком (ослабленном) смысле. Употребляют это понятие в узком смысле, когда, отвлекаясь от индивидуальных осо­бенностей, говорят о сущности личности, ее типических чертах, рас­сматривают личность как социальный тип. Типические особенно­сти, различия типов личности кроются в особенностях структуры общественных отношений, субъектом которых является личность, в специфике ее ведущей деятельности, формами выражения которой и являются эти общественные отношения.

Сходство и различие в социальном положении людей (социаль­ный статус и роли) порождают целую систему типов индивидуально­го сознания и поведения, а следовательно, целую систему типов личностей. Тип личности — это совокупность существенных черт характера, которые человек усваивает из социальной среды и кото­рые проявляются в отношении к себе, другим людям, обществу.

Уровень образования, квалификация и т.п. не относятся к характе­ристике типа личности преступника, это вторичные социальные признаки, которые отражают некоторые особенности процесса со­циализации и реализации деятельности.

В этом, наиболее строгом, смысле понятие личности преступни­ка применимо к тем лицам, чья ведущая (в общей структуре) дея­тельность глубоко антисоциальна по содержанию, а объективно су­ществующие социально полезные связи и отношения (льготы и права гражданина, семейные и деловые связи, должностные права и т.д.) эксплуатируются в качестве средства для эффективного достиже­ния преступной цели.

Как пишет Г.М. Резник, в содержательном аспекте о личности преступника можно говорить лишь применительно к весьма узкому контингенту лиц, для которых совершение преступлений стало ос­новной, ведущей деятельностью[98]. Из принципа единства сознания и деятельности следует, что такая деятельность не может не деформи­ровать эмоциональную, интеллектуальную и моральную сферы лич­ности. И тогда действительно особенности личности преступника будут выражаться «в наличии негативных социальных качеств, сви­детельствующих о десоциализации личности и вызывающих выбор и реализацию ею негативных социальных ролей»[99]. Таким образом, по­нятие личности преступника в узком смысле следует относить к рецидивистам и профессиональным преступникам. В этом смысле личность преступника действительно может существенно отличаться от личности, не преступавшей закона.

Итак, анализируя понятие «личность преступника», можно прийти к выводу о том, что, употребляемое в узком (сильном) смысле, оно применимо не ко всем лицам, нарушившим уголовный закон. Но можно ли в личности найти какую-то устойчивую струк­туру, обусловливающую проявление антиобщественных качеств в криминогенной ситуации, можно ли всех преступников охарактери­зовать каким-то общим свойством, пусть и не обязательно присущим только им? Вопрос надо поставить по-другому: дело не в том, есть ли у преступников какое-то особое свойство, отличающее их от дру­гих людей, а в том, есть ли у них какое-то общее свойство, безотно­сительно к его наличию у других людей?

Да, есть, и такой структурой будет деформация ценностно- нормативной сферы личности, а именно искаженность нравствен­ного и правового сознания[100]. Деформация может иметь разную сте­пень проявления — от пробельности знаний до осознанного нрав­ственного и правового нигилизма. Это мы имеем в виду, когда го­ворим об употреблении понятия «личность преступника» в широ­ком (ослабленном) смысле. Учитывая, что понятие «личность пре­ступника» несет значительную уголовно-политическую нагрузку, может быть, целесообразно применять другие термины — «личность с негативно отклоняющимся поведением», «криминогенная лич­ность»[101]. Основой для этого могут служить наличие некоторых об­щих причин допреступного (пьянство, наркомания) и преступного поведения, а также принципиальная возможность корреляции сте­пени деформации нравственного и правового сознания и степени общественной опасности личности.

Если исследователя интересует, как преступная деятельность влияет на личность, формированию каких качеств она способствует и развитие каких качеств подавляет, то он оперирует понятием в узком смысле. На этой основе разрабатываются проблемы типологии преступников, вопросы пенитенциарной криминологии и т.д. Если же криминолог изучает генезис преступного поведения, черты об­раза жизни, формирующие преступника, общие характеристики лиц, нарушивших закон, он использует понятие в широком смысле. Этот смысл вкладывается в понятие и при изучении преступлений, совершенных несовершеннолетними, по неосторожности и т.д.

Для того чтобы выявить закономерность формирования лично­сти преступника, проследить истоки ее социально-нравственной запущенности, разработать меры ранней профилактики, необходимо в сферу криминологических исследований включить «познание тех, кто еще не совершил преступления и потому не может рассматри­ваться в качестве преступника, но чей образ жизни, поведения, чьи общение и взгляды свидетельствуют о высокой степени такой воз­можности»[102]. Это понятие личности преступника в широком смысле позволяет органично изучить таких лиц, вписать в криминологиче­скую проблематику, поскольку в нем акцентируется не отличие преступников и непреступников, а подчеркивается связь допре­ступного и преступного поведения.

Необходимость такого исследования существует, потому что рет­роспективному изучению личности преступника присущ весьма значительный методический изъян: личностные свойства, исследо­вавшиеся в условиях изоляции при отбывании наказания, исполь­зуются для объяснения преступного поведения в условиях свободы. Подобная экстраполяция не всегда правомерна, так как результаты многочисленных исследований показывают, что условия изоляции и среда мест лишения свободы способны деформировать имевшиеся свойства личности и формировать новые[103].

Таким образом, вопрос об особенностях личности преступника, о самой научной правомерности существования такого понятия не является для криминологии абстрактно-академическим. Входит ли личность в систему причин, порождающих преступное поведение, и, соответственно, должны ли личностные особенности включаться в структуру причинного объяснения — это серьезная теоретическая и практическая проблема.

Определение содержания криминологического понятия «лич­ность преступника» во многом зависит от интерпретации общего понятия «личность». Положения психологии и социологии, описы­вающие это общее понятие, для криминологии выступают в качест­ве общих оснований. И нередко критика понятия личности пре­ступника обусловлена несогласием с трактовкой самого понятия «личность», т.е. фактически подвергается критике не криминологи­ческое понятие, а его общие основания.

Некоторые криминологи к личностным особенностям относят тип нервной системы, темперамент, волевые и эмоциональные ха­рактеристики и т.д.[104] И.С. Ной пишет о врожденных нравственных задатках и чувствах в структуре личности[105]. В.Д. Филимонов говорит об особом физиологическом механизме пережитка прошлого у пре­ступников, о том, что существует определенная система нейрофизио­логических связей, позволяющая совершать антисоциальные поступ­ки без преодоления угрызений совести[106]. Б.С. Волков даже связыва­ет характер общественных отношений с биологической природой человека: «Во внутреннюю структуру личности входят главным об­разом те общественные отношения, которые больше всего соответ­ствуют ее биологической природе и психофизическим особенно­стям... Один весь свой внутренний мир заполнил сознанием долга и чувством ответственности, другой впитал в себя все негативные сто­роны общественной жизни»[107].

Психические явления и закономерности биологического проис­хождения не могут иметь нравственной оценки. Нельзя же считать, например, инстинкт самосохранения плохим, эгоистичным, а ин­стинкт материнства хорошим, альтруистичным, как это иногда де­лается. Логика рассуждения такова: берутся нравственные понятия и «переливаются» в природу, нравственные оценки социального пове­дения человека переносятся на какое-то внешне сходное поведение животных и провозглашается, что вот, дескать, найдены биологиче­ские истоки соответствующего поведения человека. Но это пороч­ная логика, идущая от антропоморфного взгляда на мир. То, что некоторые западные ученые (например, К. Лоренц) врожденным качеством человека считали агрессивность, а некоторые советские ученые — альтруизм[108], не имеет принципиального значения: методо­логический порок один.

Именно представления о биологической природе человеческой лич­ности, стремление применять этические категории добра и зла к при­родным явлениям вызывают справедливое несогласие некоторых крими­нологов[109]. А несогласие с подобной трактовкой личности переходит в не­приятие самого понятия «личность преступника». Действительно, исхо­дя из таких представлений, достаточно легко можно отождествить лич­ность преступника с «преступным человеком» Ч. Ломброзо.

Сторонников концепции о личности преступника иногда упрека­ют в скатывании к теории «опасного состояния деятеля», в тенденции к биологизаторству, в забвении социального характера если не причин преступности, то, по крайней мере, причин индивидуального пре­ступного поведения. Как правило, такие подозрения безосновательны, но поводы для них, в общем, даются. Иногда это выражается в увле­ченности каким-то новым направлением в науке, когда кажется, что новое поможет решить многие проблемы криминологии, будь это ус­пехи генетики человека, оригинальные результаты в этологии или ис­следование психических аномалий. Но нередко этому способствуют и нечеткость методологической позиции, двусмысленность некоторых формулировок и выводов. Так, в различных работах можно встретить такие высказывания: «соотношение биологического и социального в личности преступника», «психические явления и процессы, детерми­нирующие преступное поведение». Они не точны.

Человек рождается как организм, а формируется как личность. При­знаки биологической конституции не относятся к личности. Если включить в понятие личности все проявления жизни индивида, мы при­дем к отрицанию ее социального качества, общественной детерминирован­ности личности. При этом понятия «индивид», «человек», «личность», «индивидуальность» станут тождественными. Личность — это мера соци­ального в человеке, мера его включенности в общественную практику, и психология отдельной личности социально детерминирована.

Психическое развитие отдельной личности выступает как процесс овладения культурными ценностями. В процессе усвоения ценностей и норм социальной среды происходит социализация индивида, т.е. его вхождение в эту среду. Но это не пассивный односторонний процесс. «Формирование человека как личности — это одновременно и инди­видуализация социального опыта, и социализация индивида»[110]. Если мы учитываем эти принципиальные моменты, то объяснение причин преступного поведения с помощью личностных параметров, равно как и оперирование термином «личность преступника» в таком объясне­нии, еще не обязательно будет вести к «психологизации» генезиса пре­ступного поведения, к подмене социальных условий ссылками на не­наблюдаемые субъективные нюансы, как полагает Ю.Д. Блувштейн[111].

Личность — явление чисто социальное, она детерминирована со­циально, а не психически или биологически. Говорить о каком-то соотношении социального и биологического в личности, в том чис­ле в личности преступника, бессмысленно. Это, естественно, не оз­начает отрицания влияния биологических свойств человека на фор­мирование его поведения. Определенная биологическая организация — первая предпосылка существования личности, но и только, как предпосылкой всякой человеческой истории является существова­ние человеческих индивидов.

Понятие личности есть определенное упрощение, огрубление ре­альности. Личность — не материальное образование. Реально действу­ет человек, а он — явление биосоциальное. И вопрос о соотношении социальных и биологических начал в человеке и его поведении, в том числе преступном, вполне правомерен и должен являться предметом криминологического исследования. Прав Ю.М. Ан- тонян, когда отмечает, что «недостаточно изучать только личность преступника, абстрагируясь от соматических и иных черт биологи­ческого генеза... Объектом криминологического познания должен быть человек в целом, что не приуменьшает значимости концепции личности преступника, поскольку именно личностным особенно­стям принадлежит ведущее место в механизме противоправного по­ведения»

<< |
Источник: Курганов Сергей Иванович. Криминология: учеб. пособие для студентов вузов, обучающихся по специальности «Юриспруденция» / С.И. Курганов. — 3-е изд., перераб. и доп. — М.: ЮНИТИ-ДАНА: Закон и право, — 183 с.. 2012

Еще по теме Глава 15 Существует ли личность преступника?:

  1. Глава девятнадцатая. ПРАВОМЕРНОЕ ПОВЕДЕНИЕ, ПРАВОНАРУШЕНИЕ И ЮРИДИЧЕСКАЯ ОТВЕТСТВЕННОСТЬ
  2. Тема XVII. Международная борьба с преступностью
  3. § 2. Уголовное законодательство
  4. Криминалистическая характеристика захвата заложников
  5. 3.3. КРИМИНАЛИСТИКА И ТЕОРИЯ ОПЕРАТИВНО-РОЗЫСКНОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ
  6. 11.2. Криминалистическая характеристика преступления
  7. 11.3. Криминалистическая классификация преступлений
  8. § 2. Криминальный профессионализм в современной преступности
  9. Глава 15 Существует ли личность преступника?
  10. 2. Криминологическая характеристика личности преступников
  11. § 1. Преступник и личность преступника
  12. § 1. Преступник и личность преступника
  13. Глава девятнадцатая. ПРАВОМЕРНОЕ ПОВЕДЕНИЕ, ПРАВОНАРУШЕНИЕ И ЮРИДИЧЕСКАЯ ОТВЕТСТВЕННОСТЬ
  14. § 2.2. Германия
  15. TEMA 4. ПРЕСТУПЛЕНИЯ ПРОТИВ СВОБОДЫ, ЧЕСТИ И ДОСТОИНСТВА ЛИЧНОСТИ
  16. 3. Общая характеристика структуры Особенной части Уголовного кодекса РФ
- Кодексы Российской Федерации - Юридические энциклопедии - Авторское право - Аграрное право - Адвокатура - Административное право - Административное право (рефераты) - Арбитражный процесс - Банковское право - Бюджетное право - Валютное право - Гражданский процесс - Гражданское право - Диссертации - Договорное право - Жилищное право - Жилищные вопросы - Земельное право - Избирательное право - Информационное право - Исполнительное производство - История государства и права - История политических и правовых учений - Коммерческое право - Конституционное право зарубежных стран - Конституционное право Российской Федерации - Корпоративное право - Криминалистика - Криминология - Международное право - Международное частное право - Муниципальное право - Налоговое право - Наследственное право - Нотариат - Оперативно-розыскная деятельность - Основы права - Политология - Право - Право интеллектуальной собственности - Право социального обеспечения - Правовая статистика - Правоведение - Правоохранительные органы - Предпринимательское право - Прокурорский надзор - Разное - Римское право - Сам себе адвокат - Семейное право - Следствие - Страховое право - Судебная медицина - Судопроизводство - Таможенное право - Теория государства и права - Трудовое право - Уголовно-исполнительное право - Уголовное право - Уголовный процесс - Участникам дорожного движения - Финансовое право - Юридическая психология - Юридическая риторика - Юридическая этика -