§ 2. Тюремная система России периода Временного правительства, ее реформа и содержание

Накануне Февральской революции в России эта система пред­ставляла сложный неоднородный организм.

1917 г. составляла 94 297 человек, из которых 12 710 были жен-

2

щины .

Тюрьмы в общественном сознании всегда отождествлялись с насилием, поэтому в периоды революционных потрясений энергия восставших осознанно или стихийно направляется на их разруше­ние, в котором видится выход из бесправия и вечного страха пе­ред гнетом государства. Не был исключением и февраль 1917 г. — период перехода власти к Временному правительству. В конце февраля — начале марта были разгромлены некоторые места за­ключения, оказались уничтоженными, частью похищенными деньги и вещи, принадлежащие заключенным, тюремным служащим, а также учреждениям и лицам, которые состояли в торговых и про­чих имущественных отношениях с тюремным ведомством.

Обобщенная в Главном тюремном управлении информация свидетельствует о том, что общий ущерб, нанесенный служащим тюремного ведомства, а также иным лицам, составил 245 548 руб. 29 коп.^[64] Московская центральная пересыльная тюрьма заявила об изъятии тюремной кассы в сумме 9525 руб. 38 коп.^[65] Наиболее ощу­тимый материальный ущерб понесли места заключения Петро­градской губернии, который составил 188 942 руб. 39 коп.^[66] Во время волнений было уничтожено почти полностью делопроизводство Главного тюремного управления.

Погромы тюрем имели место в Витебской, Владимирской, Воронежской, Нижегородской, Новгородской, Пензенской, Сара­товской, Симбирской, Тверской, Херсонской, Эстляндской губер- 2

ниях.

В обстановке раскрепощения общественного сознания, фор­мирования новых взглядов на роль государства в послереволюци­онный период Временное правительство не могло не учитывать неправедность приговоров царского суда и необходимость приня­тия конкретных мер по обеспечению участи лиц, содержащихся в местах заключения. Положение заключенных в местах лишения свободы было тяжелым, и оно значительно осложнялось отсут­ствием условий для обеспечения их трудом. Из 104 745 заключен­ных, содержащихся на 1 марта 1917 г. в местах заключения, было занято работами 54 217 человек^[67].

Общеполитическая обстановка в стране, состояние дел в мес­тах заключения поставили на повестку дня вопрос о необходимос­ти поиска наиболее действенных мер по выходу из сложившегося положения, в котором оказалась вся тюремная система.

Одним из таких реальных шагов было объявление Времен­ным правительством 17 марта 1917 г. амнистии заключенных, на основании которой из мест заключения было освобождено 88 097 че­ловек, в их числе 5737 политических преступников, 67 824 уголов­ных и 14 536 заключенных "без соответствующего распоряжения надлежащих начальств". На 1 апреля число заключенных по срав­нению с 1 марта, по неполным данным, уменьшилось на 75% и их общая численность составила 41 509 человек^[68].

Исполнение амнистии привело к резкому сокращению чис­ленности арестантов в местах заключения, что, в свою очередь, поставило на повестку дня вопрос закрытия многих тюремных уч­реждений.

По сведениям статистического отдела Главного тюремного управления, на 1 июня в местах лишения свободы содержалось 25 193 заключенных, в сентябре их численность возросла пример­но до 36 468 человек^[69].

Характерной особенностью рассматриваемого периода было сохранение в неизменном виде системы исполнения наказания, а также системы управления тюремным ведомством. По-прежнему в качестве мер уголовного наказания использовались арестантские помещения при полиции. Таких помещений, к примеру, в Самар­ской губернии в июне 1917 г. насчитывалось 404, в Саратовской — 68, Смоленской — 29, Симбирской — 50, Тамбовской — 306, Се- миреченской области — 125^[70].

В Европейской части России и в Сибири в системе исполнения уголовного наказания продолжали функционировать каторжные тюрьмы: Николаевская № 2, Шлиссельбургская, Смоленская, Са­ратовская, Тобольская, Александровская, Варшавская, Владимир­ская, Орловская, Псковская, Ярославская, Херсонская^[71].

Во главе всей тюремной системы России оставалось Главное тюремное управление с его властными и распорядительными функ­циями.

По ведомству мест заключения в расходной части Министер­ства юстиции в прежнем порядке Главное казначейство продол­жало предусматривать практически без изменения денежные ассигнования. Так, на сентябрь—декабрь было предусмотрено выделить на содержание тюремной системы и военной стражи 3 162 807 руб.^[72]

Сохранение практически без изменений указанного финансо­вого документа, определяющего основные направления развития системы и структуры мест заключения, свидетельствует о том, что Временное правительство намеревалось обеспечить преемствен­ность старых и вновь возникающих структур исполнения уголов­ного наказания в виде лишения свободы, эволюционный путь раз­вития тюремной системы.

Период Временного правительства в жизни российского госу­дарства по историческим меркам был очень непродолжительным, но он оказал огромнейшее влияние на дальнейшую судьбу России. Для тюремной системы это был период переоценки многих устояв­шихся положений, касающихся отношения к преступнику, выбора основных направлений ее развития. Рассмотрим наиболее сущест­венные вопросы, определившие главные направления реформи­рования мест заключения.

Сохранив в прежнем виде систему исполнения уголовного наказания. Временное правительство приступило к разработке новой доктрины в сфере реализации карательной политики госу­дарства. Подготовка и осуществление реформы исполнения уго­ловного наказания в виде лишения свободы были возложены на Главное тюремное управление, которое возглавил профессор А. П. Жижиленко. Суть и основное направление реформы главным образом определились в приказах центрального тюремного ведом­ства.

В приказе № 1 от 8 марта 1917 г. было подчеркнуто, что главной задачей наказания является перевоспитание человека,

"имевшего несчастие впасть в преступление в силу особенностей своего характера или неблагоприятно сложившихся внешних об­стоятельств". На основе гуманного отношения к заключенным чи­нам тюремной администрации предлагалось впредь, до разработ­ки новых нормативных актов, воздерживаться от применения те­лесных наказаний, наложения кандалов на арестантов^[73].

Главным направлением реформы тюремной системы, опреде­ляющим ее содержание, признавались подбор и подготовка кад­ров, способных решать новые задачи. "Имеющийся в настоящее время тюремный персонал, — говорилось в приказе № 2 от 17 марта 1917 г. по Главному тюремному управлению, — воспи­танный в атмосфере бесправия и неуважения к человеческой лич­ности и усвоивший навыки прежнего строя, должен быть признан в общем мало пригодным для осуществления тех задач внутренне­го тюремного переустройства, которые постоянно выдвигаются условиями обновления государственного строя и свободной обще­ственной жизни"^[74].

В числе первоочередных задач, требующих незамедлитель­ного решения, были определены подбор на управленческие долж­ности лиц, имеющих специальную подготовку, а также открытие краткосрочных курсов тюрьмоведения. В перспективе Главное тю­ремное управление решение задачи по перевоспитанию и исправ­лению "впавших в преступление" связывало с безусловной необхо­димостью предварительного обучения всех без исключения работ­ников мест заключения на специальных курсах.

При подборе кандидатов для обучения на курсах рекомендо­валось предпочтение отдавать офицерам-инвалидам, по состоя- нию здоровья способным исполнять обязанности по тюремному ве­домству. Такой подход обосновывался тем, что эти лица воспитаны в духе воинской дисциплины и впоследствии элементы этой дис­циплины будут внедрять в практику мест заключения. Предлага­лось на должности тюремных надзирателей назначать солдат-ин­валидов, пригодных для несения этой службы.

Попытки центрального тюремного ведомства осуществить за­мену кадров были восприняты на местах весьма настороженно. Так, начальник Верхнеднепровской тюрьмы В. С. Котляр в рапорте на имя начальника Главного тюремного управления А. П. Жижилен- ко писал: "Мне кажется, для того, чтобы выражать с такою не­преложностью общие положения о тюремном персонале, о его вос­питании и отношении к человеческой жизни, а также непригодно­сти его к осуществлению задач внутреннего тюремного переуст­ройства, с какою все это выражено в циркуляре, нужно больше обоснованности в своем суждении, побольше достаточных, не­опровержимых и фактических данных и поменьше шаблона, де­шевых средств для своей популярности, показной деятельности в духе новых веяний.

Бросить в лицо имеющемуся в настоящее время всему тю­ремному персоналу, целому в России институту тюремных служа­щих, составляющих тюремную администрацию, что он воспитан "в атмосфере бесправия и неуважения к человеческой личности и усвоил навыки прежнего строя" — это не значит преподать лю­дям гуманитарные правила, которых они должны придерживать­ся и которыми они должны руководствоваться по службе, а это ни на чем не основанное и незаслуженное оскорбление, нанесенное людям без всякого на то нравственного права, по праву лишь сильного безответственного начальника в отношении к зависящим от него по службе безответным подчиненным...

Пенитенциарные курсы, о необходимости открытия которых шла речь в приказе по Главному тюремному управлению № 2, были учреждены постановлением Временного правительства от 7 апреля 1917 г. Непосредственное руководство их работой возлага­лось на начальника Главного тюремного управления. Срок обуче­ния на курсах был определен в три месяца. Численность слушате­лей на курсах устанавливалась лично начальником Главного управления, плата за обучение со слушателей не взималась. Про­грамма обучения на курсах включала изучение: 1) общего законо­ведения с изложением основ государственного устройства; 2) на­чал уголовного права; 3) учения о наказании в связи с тюрьмове- дением; 4) уголовной политики и социологии; 5) элементарных све­дений по психопатологии и уголовной антропологии; 6) тюремной гигиены и санитарии; 7) мер борьбы с детской преступностью; 8) тюремной статистики и отчетности; 9) товароведения, а также проведение практических занятий и подготовку рефератов^[75].

В процессе обучения слушатели курсов по специальному удо­стоверению начальника Главка могли быть командированы для практического изучения службы в конкретные тюремные учреж­дения и для усиления администрации^[76]. Лица, закончившие обуче­ние на курсах и получившие свидетельство, пользовались пре­имуществом при замещении должностей тюремной администрации.

Смена политического и государственного строя, естественно, вызвала необходимость серьезной переоценки содержания кара­тельной политики государства, деятельности его институтов, не­посредственно реализующих эту политику. "Борьба с преступнос­тью, ограничивающаяся одним только применением наказания, — подчеркивается в приказе Главного тюремного управления № 3 от 18 марта 1917 г., — никогда не может дать благоприятных резуль­татов. Она только тогда в состоянии достигнуть успеха, если наря­ду с наказанием будут применяться и другие меры оздоровления общества. Как бы ни было правильно поставлено тюремное воспи­тание, оно само по себе не может надлежащим образом выпол­нить своей задачи, если не будет принято никаких мер попечения

0 дальнейшей судьбе лиц, отбывших наказание. Освобожденный из тюрьмы, оказавшийся в таких условиях жизни, к которым он не приспособлен, может сразу же опуститься и погибнуть, если ему не будет оказана своевременная поддержка в той или иной форме"^[77].

Чтобы успешно решать вопросы устройства освобожденных из мест лишения свободы, предлагалось создать широкую сеть об­ществ покровительства лицам, отбывшим уголовное наказание, обществ патронажа, используя при этом опыт функционирования подобных обществ до революции. Для участия в работе обществ патронажа рекомендовалось привлекать широкие слои населения, которые раньше стояли в стороне от этого важного дела.

Временное правительство, осуществляя меры по упорядоче­нию системы наказаний, постановлением от 26 апреля 1917 г. отме­нило ссылку на поселение как вид наказания, а также ссылку на поселение после отбытия срока каторжных работ и за бродяжни­чество, предоставив последним право выбора места жительства, за исключением отдельных местностей, входящих в особый пере­чень территорий с ограничениями в прописке. В постановлении особо выделяется положение о необходимости развития общественных начал в организации контроля за указанными категориями осво­божденных. Как альтернативу постановление допускает и админи­стративный надзор.

Приступая к осуществлению реформы тюремной системы, Временное правительство проявляет стремление хотя бы внешне отмежеваться от отдельных атрибутов, присущих системе испол­нения наказаний в условиях царского режима. Одним из таких ша­гов является принятие постановления от 26 апреля 1917 г. о пере­именовании Главного тюремного управления в Главное управле­ние по делам мест заключения, а также преобразовании Совета по тюремным делам в Совет по делам мест заключения. При фор­мировании Совета по делам мест заключения вводятся выборные начала.

Являясь правопреемником своего предшественника — Совета по тюремным делам, Совет по делам мест заключения во многом унаследовал его функции: обсуждение вопросов управления, уст­ройства мест заключения, содержания и пересылки заключенных; рассмотрение проектов общих смет доходов и расходов по местам заключения, годовых отчетов о деятельности Главного управле­ния мест заключения, дел, связанных с организацией учреждений и обществ оказания помощи освобождаемым, и др. Министру юсти­ции и начальнику Главного управления местами заключения по их усмотрению предоставлялось право выносить на обсуждение Со­вета и другие проблемы, представляющие интерес для развития

На наш взгляд, создание Совета по делам мест заключения и определение содержания его обязанностей носило скорее декла­ративный, а не практический характер. Ибо уже состав Совета, формировавшийся исключительно из числа представителей пет­роградских ведомств и учреждений, свидетельствует о его отры­ве от реальной жизни тюремной системы страны, интересы кото­рой, безусловно, не могли быть в полной мере учтены при опреде­лении политики и практики исполнения уголовного наказания в виде лишения свободы.

Признавая главной целью заключения социальное перевоспи­тание человека, совершившего преступление в силу сложивших­ся для него обстоятельств, а также возможность воздействия на рецидивиста с целью пробуждения добрых задатков, Временное правительство принимает меры к реорганизации управленческих структур тюремного ведомства для обеспечения реализации этих задач. Постановлением от 29 июля 1917 г. устанавливается новая структура Главного управления мест заключения, которая вклю­чает канцелярию и четыре отдела, в состав которых входят три инспектора и тринадцать делопроизводств.

Разработанный Главным управлением мест заключения про­ект штатов на 1918 г. предусматривал состав центрального аппара­та из числа 89 должностных лиц, на содержание которых было затребовано 652 156 руб. 58 коп.^[78]

Осуществляя преобразования тюремной системы, Главное управление мест заключения столкнулось с неожиданным для себя явлением — массовым стремлением служащих к объединению в профессиональные союзы с целью своего профессионального са­моутверждения и улучшения служебного и материального поло­жения.

В некоторых местах заключения чины стражи, объединившись в союзы, выступили в части несения службы с требованиями, вы­полнение которых администрации тюрем было не по силам. До­пускались случаи, когда надзиратели предпринимали попытки пол­ностью отстранить начальников учреждений от участия в управле­нии тюрьмами, а также самовольно принимали решение по рас­поряжению казенным имуществом.

В принципе поддерживая начинания в сфере деятельности профессиональных Союзов служащих пенитенциарных учрежде­ний, Главное управление местами заключения вынуждено было издать специальный циркуляр от 17 августа 1917 г. за № 68^[79], в котором было оговорено правовое положение администрации тю­рем и надзорсостава.

Этот циркуляр можно считать своего рода инструкцией, оп­ределяющей характер взаимоотношений между начальниками тю­рем и надзирателями, между профессиональными союзами и ад­министрацией тюремного ведомства. Непосредственная ответствен­ность за руководство тюремным учреждением и состояние дел в нем возлагалась на начальника этого учреждения. Находясь в не­посредственном подчинении губернского комиссара и тюремной инспекции или губернского правления, руководствуясь их указа­ниями, он обязан был самостоятельно выполнять свои обязаннос­ти, ни с кем не разделяя предоставленные по действующему за­конодательству полномочия. Профессиональным союзам служащих запрещалась деятельность по созыву собраний, съездов для об­суждения всякого рода нужд тюремного ведомства. По мнению Главного управления местами заключения, созывать съезды слу­жащих при местах заключения для рассмотрения указанных воп­росов и определять состав их участников могли: в пределах губер­нии — губернские комиссары Временного правительства данной губернии; в отношении съездов, объединяющих служащих мест заключения нескольких губерний, и всероссийского — Главное управление мест заключения. Циркуляр требовал установления полного единоначалия в местах заключения. Начальник наделялся правом принятия решения о замещении должностей старших и младших надзирателей.

Проводя работу по упорядочению службы надзора в целях обеспечения надлежащего порядка в местах заключения, Главное управление в то же время не исключает возможности использова­ния в этих же целях самих заключенных. Практическая реализа­ция этой задачи видится во внедрении в местах лишения свободы прогрессивной системы отбывания наказания, при которой судьба заключенного ставится в прямую зависимость от его поведения. От того, как он ведет себя в период отбывания наказания, зависит возможность предоставления ему тех или иных льгот, вплоть до условно-досрочного освобождения. Перечень льгот, которыми мог­ли пользоваться заключенные, включал содержание их в каме­рах, не закрывающихся на замки, предоставление свиданий не через решетки, кратковременные отлучки в город и т. д. Вводится институт выборных старост из числа заключенных¹.

В процессе разработки основных направлений осуществления реформы тюремной системы Главное управление мест заключе­ния, на наш взгляд, вплотную подошло к определению содержа­ния основных средств исправительно-воспитательного воздействия.

"Пенитенциарный режим, — подчеркивается в одном из цирку­лярных писем Главного управления, — ставящий во главу угла возрождение и социальное перевоспитание человека, имевшего несчастие совершить преступление, и не забывающий в заклю­ченном личного человеческого достоинства, должен, конечно, по­коиться на соблюдении известного порядка и дисциплины в месте заключения. Если в местах заключения нет необходимой дисцип­лины, если заключенные совершают побеги, запасшись до­ставленными им с воли оружием и другими предметами, если они проводят время в праздности, то все меры, направленные к их перевоспитанию, окажутся безрезультатными и напрасными"^[80].

К числу основных средств воздействия на личность заключен­ного с целью его исправления Главное управление мест заключе­ния относит труд. Труд заключенных рассматривается не только как элемент уголовной репрессии, усиливающий или ослабляющий ее в зависимости от тяжести работ, но и как необходимое условие исполнения наказания в виде лишения свободы. Организация ра­бот, по мнению руководителей Главного управления, должна пре­следовать главным образом цель не усиления наказания, а воспи­тания. В циркуляре Главного управления мест заключения № 62 от 18 июля 1917 г. обращалось внимание на то обстоятельство, что работы должны давать заключенным "знания, с которыми они по выходе на свободу могут найти себе подходящие занятия. Они же доставляют некоторым заключенным значительное облегчение во время содержания под стражею"^[81].

Однако обобщенные в Главном управлении мест заключения данные свидетельствуют, что для реального воплощения принци­па "труд как средство воспитания" требуется не только цирку­лярное закрепление, но и создание необходимых условий, кото­рые неразрывно связаны с общей экономической обстановкой в стране. Организация трудового использования в местах заключе­ния характеризовалась следующим образом: в марте из 104 746 за­ключенных не были заняты работами 54 217 человек; в июле соот­ветственно из 21 095 — 12 535 человек^[82].

В условиях, когда множество осужденных в местах заключе­ния лишены возможности трудиться, с неизбежностью возникают проблемы обеспечения их занятости полезными делами не только с целью формирования их личности, но для того, чтобы исключить развитие неизбежных дестабилизирующих обстановку процессов. Поэтому Главное управление мест заключения выход из этого слож­нейшего положения пытается найти во всемерном развитии биб­лиотечного дела, отмене ранее существовавших ограничений на чтение книг. Другими словами, оно рассматривает книгу в каче­стве дополнительного средства воздействия на личность заклю­ченного.

Перед губернскими и областными комиссарами Временного правительства и общественными градоначальниками были постав­лены задачи: 1) рассмотреть совместно с местными органами Об­щества попечительного о тюрьмах вопросы об изыскании дополни­тельных средств на пополнение тюремных библиотек литературой. Причем предлагается при формировании библиотечных фондов не допускать поступления печатных изданий, которые могли бы с точки зрения нравственности развращать заключенных; 2) при­влечь к пополнению книжного фонда библиотек местные обществен­ные организации, местных жителей и самих заключенных; 3) при наличии свободных денежных сумм по тюремной смете более активно использовать их для покупки книг. Рекомендовалось осо­бое внимание обратить на организацию работы библиотек при тю­ремных больницах, исключив при этом возможность передачи в общетюремные библиотеки книг, которыми пользовались больные, во избежание распространения заразных болезней¹.

Весьма существенной особенностью рассматриваемого перио­да является правовая неурегулированность с учетом изменений государственного строя, порядка исполнения уголовного наказа­ния в виде лишения свободы. Признавая явное несоответствие до­революционной правовой базы новым задачам тюремного устрой­ства, Главное управление местами заключения тем не менее не торопилось с ее коренной переработкой. В циркулярном письме от

27 апреля 1917 г. за № 34 указывалось, что утвержденная

28 декабря 1915 г. министром юстиции Хвостовым Общая тюремная инструкция не может считаться "подлежащей безусловному при­менению", однако одновременно рекомендовалось ею руководство­ваться впредь до подготовки нового правового документа. Причем объем и пределы использования положений указанной инструкции не были оговорены¹.

Такой подход к решению основополагающих вопросов органи­зации деятельности мест заключения, естественно, не мог способ­ствовать нормальному их функционированию. Абсолютное большин­ство заключенных не воспринимало старые тюремные порядки, считало излишними установленные прежним режимом многие правовые нормы, регламентирующие исполнение наказания в виде лишения свободы. Беспорядки и побеги заключенных стали повсе­дневным явлением. Положение в тюрьмах еще больше усугуби­лось с обострением напряженности в обществе, особенно после июльских событий 1917 г.

Постоянное осложнение обстановки в местах заключения по­ставило Главное управление мест заключения перед необходимо­стью не только отказа от внедрения новых подходов в работе с заключенными, но и неотложного ужесточения режима и условий их содержания. Наиболее четко эта линия прослеживается в цир­кулярном письме от 5 сентября 1917 г. № 72. Впредь до издания новой инструкции местам заключения предлагался следующий по­рядок содержания и окарауливания заключенных:

все помещения, в которых содержатся заключенные, должны быть заперты днем и ночью и могут открываться лишь в случаях действительной надобности;

заключенным запрещались самовольные переходы из одной камеры в другую;

все вновь принимаемые заключенные до их размещения в предназначенных им помещениях должны быть подвержены тща­тельному обыску;

как сами заключенные, так и помещения, в которых они со­держатся, должны быть возможно чаще обыскиваемы и осматри­ваемы с целью изъятия недозволенных для хранения в камерах вещей и денег и обнаружения проломов окон, полов и потолков, подкопов, взлома оконных решеток и дверных замков и проч.;

вывод заключенных на прогулки, в баню, в комнаты свида­ний, отхожие места должен допускаться лишь небольшими парти­ями, обязательно счетом, причем возвращающиеся с прогулок, после свидания, с наружных работ и из мастерских заключенные должны быть подвергаемы тщательному обыску и впускаемы в ка­меры также обязательно счетом;

разрешение отлучек заключенным из мест заключения по сво­им надобностям, для покупок и сбыта изделий, свиданий с род­ственниками и прочими лицами запрещалось;

запрещалось назначение старост или каких-либо уполномо­ченных от заключенных.

Начальникам мест заключения и их помощникам вменялось в обязанность как можно чаще днем и ночью обходить и осматри­вать помещения и двери вверенных их попечению мест заключе­ния, проверять несение службы чинами стражи¹.

Окончательный, по нашему мнению, отход от ранее провоз­глашенного курса на демократизацию и гуманизацию исполнения уголовного наказания в виде лишения свободы, внедрение про­грессивной системы отбывания наказания можно связать с участи­ем Главного управления местами заключения в обеспечении акций по исполнению смертной казни.

В этом отходе от реализации стратегических установок про­явилась одна из закономерностей общественного развития. Выпол­няя социальный заказ правящего класса, центральное тюремное ведомство вынуждено защищать и проводить в жизнь политику этого класса. Чем сложнее социально-экономическое положение страны, чем напряженнее складываются и разрешаются классо­вые отношения, тем чаще и активнее используется репрессия в качестве одного из основных средств стабилизации обстановки. Причем закон общественного развития в условиях обострения клас­совой борьбы оказывает определяющее влияние на содержание исполнения уголовного наказания не только в отношении полити­ческих противников, но и всей массы общеуголовных преступни­ков. Он неизбежно вызывает ужесточение режима и порядка от­бывания наказания, отмену прогрессивных реформ и начинаний. Это со всей очевидностью прослеживается в деятельности Главно­го управления местами заключения.